Источник: ИА REGNUM

Благотворительность - частная и особенно корпоративная - стала одним из наиболее динамично меняющихся секторов общественной жизни России. В филантропический оборот втягиваются всё большие средства, всё более масштабными становятся благотворительные проекты, всё больше людей на собственном опыте знакомятся с этой формой гражданской активности. О том, как развивается благотворительность в России и как она выглядит в международном контексте с корреспондентом ИА REGNUM побеседовала директор российского представительства британского благотворительного фонда CAF Мария Черток. Фонд CAF (Charities Aid Foundation) - крупнейшая международная организация, которая ставит перед собой задачу развивать эффективный менеджмент благотворительности и содействовать созданию наиболее благоприятного климата для филантропической деятельности. CAF Russia длительное время работает в России, содействуя развитию частной и корпоративной благотворительности. Три года назад корреспондент ИА REGNUM беседовал с Ольгой Алексеевой, в то время занимавшей пост директора российского представительства CAF.

ИА REGNUM: Мария Михайловна, фонд CAF обладает экспертным знанием относительно развития сектора благотворительности в разных странах мира. Скажите, с какими странами, опыт развития благотворительности в которых вам известен, можно сравнить Россию?

Я начала бы с того, что Россию, на мой взгляд, нельзя сравнивать со странами Восточной Европы. Несмотря на то, что там хорошие законы, и общество в демократическом развитии опережает российское, ни частная, ни особенно корпоративная филантропия как таковая не находится там на таком же уровне, как в России. Быстрая интеграция в Европейское Сообщество привела к тому, что там превалируют европейские, американские и государственные средства, в том числе средства структурных фондов ЕС. Местных корпораций, особенно крупных, там достаточно мало, богатых людей тоже существенно меньше, чем у нас.

Я думаю, мы можем более уверенно сравнить себя с Бразилией. Процессы, которые идут в этой стране во многом схожи с нашим развитием. Бразилия - большая страна, в прошлом она тоже прошла через период диктатуры, там очень много местного капитала, есть крупные компании, большая часть экономики как и у нас - сырьевая. Пожалуй, единственное, что резко отличает Бразилию от России, - это огромная нищета и колоссальное социальное расслоение общества в таких масштабах, которые нам и не снились. Миллионы людей там живут в таких условиях, что в России они просто не пережили бы зиму. Поэтому бразильские корпорации объективно испытывают значительно большее давление со стороны своего социального окружения, чем российские, и это побуждает их к тому, чтобы активно участвовать в ликвидации этого неравенства филантропическими средствами. В Бразилии не любят слово "благотворительность", потому что оно ассоциируется с подаянием; они предпочитают термин "социальные инвестиции", который, и на мой взгляд, является более современным и более точно отражающим суть дела с точки зрения корпораций-доноров.

Мы могли бы сравнить себя и с Индией. Эта страна тоже переживает взлет экономики, там тоже много своего бизнеса, множество местных миллионеров и миллиардеров; Индия, может быть, еще сильнее, чем Россия, затрагивается глобализационными тенденциями. Все это приводит к сходным явлениям в сфере филантропии.

Развитие филантропии современного типа в Бразилии и в Индии началось примерно в то же время, что и у нас, поэтому так интересно сравнивать полученные результаты. Хотя надо иметь в виду, что, скажем, частные трастовые фонды в Индии существуют давно - в этом сказалось влияние британской традиции. Не только корпоративная, но и массовая частная филантропия там развивается примерно так же, как у нас - через кампании, направленные на потребителей каких-то "социально ответственных продуктов", о которых известно, что часть от их цены направляется на благотворительные цели, через внутренние программы добровольных пожертвований сотрудников, через волонтёрство и т.д.

ИА REGNUM: Складывается впечатление, что из всех институтов гражданского общества в современной России благотворительность развивается наиболее успешно. Вы разделяете это мнение?

Мне трудно оценить гражданское общество в целом, но благотворительность, безусловно, играет очень значительную роль в его развитии. Видимо, ее политическая нейтральность и позволяет ей лидировать в своем развитии.

ИА REGNUM: Для таких стран как Россия, Индия и Бразилия корпоративная филантропия более характерна, нежели частная. Это закономерно для обществ, где бурный рост экономики сочетается с высоким уровнем бедности?

Я бы сказала, что всё всегда начинается с корпоративной филантропии, но за ней неизбежно следует частная - сначала филантропия богатых, а затем и обычных людей. Я бы сказала, что мы уже близки к моменту, когда благотворительность получит широкое распространение среди обычных людей, но у нас, конечно, есть своя специфика. России еще очень далеко до той ситуации, которая существует в Англии и в США, где широчайшие массы населения вовлечены в благотворительность. Простые люди в нашей стране все еще относятся к филантропии с недоверием, эта деятельность им пока недостаточно понятна и вызывает много вопросов. Люди не только ничего не знают про филантропию, но и не знают, на что они могут давать деньги. У них нет гражданской позиции по самым простым вопросам неполитического характера, поэтому в России, сравнительно с этими странами, так мало еще частных лиц, которые готовы жертвовать на борьбу со СПИДом или с раком груди, или на помощь детям-сиротам, или на другие темы, которые являются предметом деятельности уже существующих благотворительных организаций.

ИА REGNUM: Что, на ваш взгляд, является здесь главной проблемой - незнание или недоверие?

На первом месте, я думаю, стоит незнание. Скажем, группа "Доноры - детям" резко повысила эффективность своей работы после того, как начала упорно, с использованием средств массовой информации рассказывать о проблемах детей с болезнями крови. Люди откликнулись, стали активно жертвовать и пошли сдавать кровь для больных детей. То есть главную роль играет информация не о том, что такое вообще благотворительная организация (хотя и это важно), а о конкретной проблеме и о том, как обычный человек своим очень скромным вкладом может реально помогать ее решению.

ИА REGNUM: За последнее время в России появилось уже некоторое количество авторитетных благотворительных организаций, хорошо зарекомендовавших себя, - те же "Доноры - детям", Фонд "Подари жизнь", Фонд Владимира Потанина, Фонд "Династия", еще недавно существовала "Открытая Россия" и т.п. А ведь несколько лет назад названия благотворительных организаций вообще никому ничего не говорили, и этим пользовались те, кто огульно подозревал всех благотворителей мошенничестве.

Этот фон все еще присутствует, но он значительно снижается - об этом свидетельствует мониторинг прессы, который Информационный центр "Благотворительность в России" ведет по заказу Общественной палаты. Количество нейтральных и положительных публикаций о благотворительности растет, а количество негативных падает. На мой взгляд, это достаточно адекватно отражает настроение, существующее в обществе.

Однако того, что негативное отношение к благотворительным организациями уменьшается, недостаточно. Еще раз повторю: пока у людей не будет представления о том, на что именно они хотели бы потратить свои деньги, в чем принять участие, они не станут активными участниками благотворительной деятельности, и все это останется, по большому счету, уделом ограниченного круга лиц, пусть и известных.

Я бы сказала, что у нас пока действует некоторая вывернутая логика. Она проявляется, в том числе, в разговорах с супербогатыми людьми, которые решают создать свой частный благотворительный фонд. Почему богатый человек на Западе делает это? Не потому, что он хочет просто создать частный фонд, а потому что его страшно волнует проблема СПИДа в Африке! У него есть конкретная тема, собственный филантропический замысел. А наши на вопрос: "Чем вы хотите заниматься?" обычно отвечают: "Да я не знаю... Может быть, вы подскажете, какие есть проблемы?.." То есть не только у обычных людей, но и у богатейшей верхушки нет представлений о том, что происходит в стране, в чем она нуждается, и во что надо вкладывать средства, чтобы совершить какое-то существенное изменение.

ИА REGNUM: Возможно, учитывая то, что наше общество пока находится на первой стадии освоения понятия филантропии, такая осторожность, скорее правильна...

Да, но если более глубокое понимание проблем и, соответственно, стремление самостоятельно решать их не придет, нынешняя мода на благотворительность так и останется модой, а значит, легко может пройти, сменившись каким-то другим увлечением. В Англии, например, где проблема тотального недоверия тем, кто просит у вас денег, объявляя при этом свою деятельность общественно полезной, не стоит, люди, жертвуя средства благотворительной организации, понимают, что дают деньги не благотворительной организации, а дают их на решение проблемы. Например, на борьбу с раком. Одна из крупнейших британских организаций Cancer Research за счет благотворительных средств ведет самые передовые в стране исследования, связанные с лечением рака. Кто жертвуем им? В первую очередь, люди, которые сами или их близкие так или иначе пострадали от рака. Однажды я увидела в лондонском метро громадные, во всю стену плакаты Cancer Research, на которых помещены фотографии конкретных людей и приведены их слова. Один человек, например, говорит: "Если бы не достижения Cancer Research, я бы давно лишился отца". Это не пустые слова. Люди понимают, что эта организация реально делает очень нужное дело.

Ситуация в Великобритании в этом отношении может рассматриваться как модельная, потому что там порядка 70 процентов социальных услуг отдано государством на базе аутсорсинга благотворительным организациям. Такого объема государственных и муниципальных услуг как у нас там нет. Социальный сектор во многом финансируется бюджетом, но реальное исполнение передано именно благотворительным организациям и созданы условия для того, чтобы они могли максимально эффективно привлекать дополнительные средства.

ИА REGNUM: Мы должны стремиться к тому же?

Я в этом не уверена. Ситуация Великобритании достаточно уникальна. Скажем, в США существует другая модель. Там тоже очень мало государственных социальных служб, но нет и такого государственного финансирования услуг, предоставляемых негосударственными службами. Там преобладает частное финансирование - со стороны простых граждан, компаний и фондов. При этом там созданы прекрасные налоговые условия для доноров и налоговое регулирование способствует развитию некоммерческих организаций. А мы пока равно далеки от обеих этих моделей. У нас пока большая часть услуг предоставляется за государственный счет государственными и муниципальными организациями.

ИА REGNUM: Так что же нас ждет? Мы выработаем свою, российскую модель или в итоге все-таки пойдем по одному из существующих путей?

Скорее всего, у нас как обычно будет свой собственный путь, который, будем надеяться, синтезирует все лучшее из мировой практики. И политическая система, и культура экономических отношений, и исторический опыт у нас очень своеобразные, и все-таки многие практики, которые переносятся на нашу почву, начинают успешно работать у нас, хотя зачастую это происходит не так, как у них на родине. Иностранный опыт в России требует серьезной адаптации. Взять, например, программу добровольных пожертвований сотрудников крупных корпораций, о которой Ольга Алексеева рассказывала вам несколько лет назад. На Западе люди выбирают любую организацию, в которую они хотели бы делать регулярные пожертвования, сообщают об этом бухгалтерии, и та производит отчисления от их зарплаты. А у нас в стране, начиная внедрять такие программы в ряде компаний, мы понимали, что если мы скажем "жертвуйте куда хотите", люди, скорее всего, вообще не будут жертвовать, потому что они, если и хотят жертвовать, то не знают на что и куда. Поэтому нам пришлось создавать дополнительную систему, в рамках которой компания и ее сотрудники совместно вырабатывают приоритеты для программы пожертвований, потом, исходя из этих приоритетов, подбирать благотворительные организации, формировать закрытый список и в течение длительного времени знакомить сотрудников с этими организациями, с их деятельностью, с их работниками. Только после этого люди начали жертвовать все больше денег, стали в свободное время приходить в эти организации в качестве волонтеров - в общем, втянулись во взаимодействие с ними. Таким образом, прежде чем внедрить в России уже вполне обкатанный на Западе опыт, нам сначала пришлось решать задачу культурного свойства, связанную с нашей спецификой. В той же Великобритании сотрудники бы не поняли, почему их выбор ограничивают. При этом они совершенно спокойно относятся к тому, что управление программой пожертвований осуществляется за небольшой процент от их отчислений. А у нас использовать процент от пожертвований для финансирования управленческих функций до сих пор не принято.

ИА REGNUM: В этом, очевидно, отразилась и различие между Россией и Западом в широте спектра проблем, на решение которых расходуются благотворительные средства. У нас этот спектр пока, наверное, на порядок уже?

Несомненно. У нас практически нет, скажем, организаций типа упомянутой Cancer Research, которые собирали бы частные пожертвования на научные исследования, даже непосредственно связанные с жизнью человека. Зато многие вузы начали успешно создавать фонды, которые финансируются их выпускниками. Очевидно, что у нас такая практика приживётся и будет успешно работать.

ИА REGNUM: Короче говоря, частная филантропия начинается там, где человек ощущает свою личную эмоциональную включённость - либо жалея другого человека, либо вспоминая свою студенческую юность...

Конечно. В отличие от корпоративной филантропии. Для частного лица филантропия - это всегда личный выбор, связанный с личной историей, с личной гражданской позицией и самыми разными обстоятельствами его жизни. В компаниях все должно работать по-другому, там в основе должно лежать рациональное решение, хотя на практике у нас пока эти механизмы все еще достаточно близки, и даже в компаниях многое решают личные предпочтения владельцев или менеджеров. Но, на мой взгляд, для того, чтобы филантропия в рамках корпораций была устойчивой, нужно, чтобы она была связана с интересами корпораций, составляла часть их стратегии. Тогда благотворительные программы не будут зависеть от смены менеджеров или от их настроения. Скажем, РАО "ЕЭС" систематически поддерживает образование в энергетической сфере и финансирует премию "Глобальная энергия" за научные достижения очень высокого уровня. А для градообразующих предприятий очень характерной является мотивация поддержки местных инициатив, совершенно не обязательно напрямую связанных с их производством, но направленных на улучшение социокультурной среды, в которой живут их сотрудники.

ИА REGNUM: Еще несколько лет назад здесь существовала большая проблема: государство пыталось принуждать бизнес осуществлять такие программы, практически перекладывало на него свои финансовые проблемы, а бизнес пытался уклоняться от этого.

Да, многие местные администрации смотрели на бюджет компаний как на свой второй карман. И сегодня проблема в целом сохраняется. Финансовая ситуация муниципалитетов за последние годы не улучшилась, а в чем-то и ухудшилась, и компании вынуждены входить в их положение. Поэтому корпоративная благотворительность особенно на местном уровне все еще в значительной степени носит вынужденный характер. С другой стороны, постепенно приходит новое осознание этой ситуации. Те, кто продвинулся чуть дальше, даже не отказываясь полностью от вынужденной благотворительности, уже отдают себе отчет в том, что эта практика для них не является основной, и они делают определенные шаги к тому, чтобы ее поменять. В этом отношении очень интересен большой проект компании СУАЛ, который был направлен на то, чтобы значительно повысить уровень управленческой компетентности муниципалитетов, в том числе в сфере взаимодействия с областным бюджетом; в результате его реализации эффективность местных администраций в регионах присутствия компании существенно возросла, и, соответственно, существенно меньше денег стало требоваться от предприятий на затыкание дыр в муниципальных бюджетах. Это позволило предприятиям направить освобождающиеся средства на другие общественно полезные проекты. Параллельно они развивали малый бизнес, чтобы увеличить занятость и развить налоговую базу муниципалитетов. Этот проект завершился, а территория вышла на совершенно другой качественный уровень по сравнению с тем, на котором она была.

ИА REGNUM: Выходит, выступая в качестве агента развития, компания все равно в определенном отношении взяла на себя обязанности государства?

Можно сказать и так, но как бы то ни было, это был серьезный шаг вперед, потому что раньше подобные проекты в России осуществлялись только в порядке технической помощи за счет иностранных фондов таких как US AID.

ИА REGNUM: На этом примере видно, как филантропия, создавая благоприятную среду для себя, одновременно сама развивается, приходит к более современным подходам, к более широким темам, к более ответственному поведению.

По сути, да. На мой взгляд, самыми удачными благотворительными программами на сегодня у нас являются те, которые одновременно решают две задачи - с одной стороны, направлены на конкретную проблему, а с другой - активизируют пространство вокруг, вовлекают людей в общественную активность, меняют их сознание, развивают новые компетенции... Именно такой эффект и подразумевается в понятии "социальные инвестиции", столь любимом в Бразилии.

ИА REGNUM: В последнее время большое внимание привлекла акция "Благотворительность вместо сувениров". Основная ее идея тоже пришла к нам с Запада?

Нет. На Западе просто нет такой практики дарения праздничных подарков как у нас. Там принято поздравлять друг друга открытками, и если вы под Рождество одарите делового партнера бутылкой шампанского за 500 долларов или хотя бы календарем или ежедневником с логотипом своей компании, он сильно удивится. У нас же сложилась традиция корпоративных подарков, каждый год на эти цели расходуются огромные бюджеты, а многие офисы оказываются буквально завалены бесполезными вещами, с которыми непонятно что делать. Два года назад российское подразделение компании PricewaterhouseCoopers вместо привычных подарков под Новый год разослало своим партнерам и клиентам открытки с поздравлением и с сообщением о том, что оно потратило свой подарочный бюджет на благотворительную помощь. На следующий год к ним присоединилось еще несколько компаний, а в прошлом году их уже были десятки. В течение двух лет мы помогали администрировать эти пожертвования, а в 2007 году предложили превратить это в публичную общественную инициативу.

ИА REGNUM: Успех был просто сокрушительный. Причем перенаправили свои сувенирные бюджеты на благотворительные цели гораздо больше компаний, чем формально заявили об участии в акции "Благотворительность вместо сувениров".

Да, мы знаем, что эта технология широко распространилась. И слава богу. Мы этому можем только радоваться. Наша задача и состояла в том, чтобы продвинуть эту идею и показать примеры того, как это можно делать. С нашей стороны даже не потребовалось никакой особенно интенсивной рекламной кампании - некоторое количество объявлений в паре деловых изданий и все. Основные усилия были направлены непосредственно на рекрутирование компаний. А дальше сработала, видимо, устная передача информации и интересного опыта. Очевидно, момент для публичного оглашения этой идеи был выбран очень удачно, когда произошло уже определенное насыщение и многие компании начали ощущать неудовлетворенность от этого подарочного безумия. Я бы сказала, что произошел скачкообразный переход корпоративной культуры на новый качественный уровень, и это очень хорошо.

ИА REGNUM: А какова была реакция партнеров компаний, которые вместо ожидаемых подарков на Новый год получили открытки с информацией про благотворительность?

Насколько мы знаем, реакция очень положительная. Я думаю, на фоне этой инициативы традиционные подарки должны были, наоборот, вызывать удивление. Кстати, последняя волна официальных присоединений к акции пошла совсем незадолго до праздников, в тот момент, когда, видимо, некоторые компании-участники уже начали рассылать свои открытки, а их контрагенты начали эти открытки получать. В 2007 году официально в акции "Благотворительность вместо сувениров" приняли участие порядка 80 компаний, и в общей сложности они направили на благотворительные цели около 2,1 млн долларов, а в этом году, я думаю, масштаб будет вообще ошеломительный.

Это ведет к значительному увеличению совокупных благотворительных бюджетов бизнеса, потому что, как выяснилось, сувенирные бюджеты у многих компаний были гораздо больше тех средств, которые они в течение года тратили на благотворительность. Много денег во время таких акций идет на прямую помощь нуждающимся, и это нормально, учитывая подарочный характер акций. Но многие компании профинансировали деятельность некоммерческих организаций, а, учитывая, что в ряде случаев суммы были очень крупные, это значит, что программы этих организаций были профинансированы на длительный срок.

Нас очень заинтересовал тот факт, что к инициативе присоединилось много небольших компаний, которые в обычное время не имеют у себя специальных благотворительных бюджетов. Для них эта акция стала как бы воротами в мир филантропии. Очень важно, что в данном случае не было никакой "цены входа". Компания не может, скажем, начать собственную грантовую программу, если у нее нет определенной суммы, а здесь можно было прийти с любыми деньгами, и это воспринималось как полноценное участие в акции.

ИА REGNUM: Если сфера благотворительности в нашей стране развивается так активно, то, естественно, встает вопрос о подготовке кадров. Где взять грамотных менеджеров благотворительности?

Кадровый голод, конечно, очень большой. Если на первом этапе для активистов, желающих заняться этим, предлагалось много тренингов и стажировок за границей, в том числе бесплатных, то в последнее время таких возможностей стало значительно меньше. Но у нас уже есть вузы, которые дают подготовку в этом отношении, особенно в виде второго высшего образования, например в Московской школе социальных и экономических наук на факультете социальной работы, менеджмента в сфере культуры. Многие люди, которые решают профессионально посвятить себя благотворительности заканчивают факультеты государственного управления, то есть получают общую менеджерскую подготовку и одновременно стажируются в НКО как волонтеры. Для базового образования этого может быть достаточно, но получить специализированные знания и навыки для работы в некоммерческом секторе почти негде, и курсы эти чаще всего платные, так что далеко не все НКО могут послать туда своих сотрудников.

ИА REGNUM: Значит, такого рода образование - это потенциально еще одна точка приложения для частной филантропии?

В принципе, да, но, конечно, у наших частных филантропов до нее еще руки не дошли.

ИА REGNUM: Существуют ли оценки того, насколько вообще те средства, которые на сегодня вкладываются в благотворительность в России, покрывают реально существующую потребность?

Потребность оценить очень сложно. На мой взгляд, например, те огромные деньги, которые сейчас идут на оплату операций детям, не должны тратиться на это, потому что такие вещи должны финансироваться государством. Кроме того, надо иметь в виду, что наряду с объективно существующими проблемами и потребностями и наряду с готовностью доноров жертвовать, необходима еще способность существующих в обществе структур воспринять и эффективно использовать эту помощь. Нужен квалифицированный спрос со стороны самих НКО. Я думаю, деньги в стране есть, и если общественно полезная деятельность (в особенности политически нейтральная), является профессиональной и эффективной и правильно коммуницируется, то деньги для ее поддержки найдутся.